26.08.2019 в 16:52
Пишет Аглая:На LiveLibURL записи
Писательница Алексиевич вошла в список 50-ти «Лучших мыслителей мира»
Ну, это как сказать. Та роль, которую она отвела себе в своей «прозе.док» - незаметного свидетеля, очевидца, даже, скажем так, «соглядатая» (хотя это слово имеет негативный оттенок) – и есть, собственно, роль мыслителя, сверх-автора, на поверку как будто бы не вмешивающегося в течение жизни как она есть. Между тем, отводя себе роль посредника между своими героями и читателями, Алексиевич как раз добивается эффекта сверх-присутствия, хотя в ее прозе прямой авторский голос почти не звучит.
Вопрос, как это ни странно покажется, в искусстве монтажа - прямо как в документальном кино. Как документалист монтирует, в каком месте он останавливает камеру, в каком - укрупняет лицо говорящего, а в каком уводит камеру вправо-влево, а в каком панорамирует, чтобы показать нам не только персонажа, но и окружающий его мир – вот в этом и состоит искусство. И почему-то пока еще никому не пришло в голову обвинить этого документалиста в том, что, мол, это не он говорит, это говорят его персонажи.
Всё так, но поди найди таких персонажей. И поди заставь их говорить. И потом смонтируй их разговоры. Кстати, это эффект раннего великого фильма Андрея Кончаловского про Асю Клячину: там реальные персонажи вплетены в ткань фильма так, что их не отличишь от актеров. А режиссерской руки как будто и не видно – тем не менее именно в этом фильме Кончаловский более всего режиссер, автор, демиург, чем где бы то ни было.
И более, чем где бы то ни было - в какой угодно прозе (преимущественно «филологической», каковой сейчас грешит русская литература) – проявляется и талант Алексиевич.
Что, кстати говоря, немногие поняли: Толстая, например, обвинила Алексиевич в тенденциозности и в политиканстве; другие недоумевали, что Нобелевская была вручена писательнице, которая всего лишь собрала под одной обложкой живые голоса людей, свидетельствующих о веке-волкодаве, трагическом двадцатом. Третьи обвинили ее в «русофобии», четвертые призывали ее обратить внимание на «позитивные» стороны жизни, пятые проклинали, шестые договорились до того (причем в родной для нее Беларуси), что Нобелевку ей дали …по звонку Обамы.
Впрочем, почти то же самое говорили и о Пастернаке, и о Бродском: сейчас не припомню, по чьему звонку тогда выдавались премии и какой обком тогда поминали. Наверно, как всегда, вашингтонский: тот самый, что всегда готов раздать свои печеньки клеветникам России.
На Западе, правда, оказались более чуткими, да и слух продемонстрировали более тонкий:
«Ее техника — мощная смесь красноречия и бессловесности, описывающая некомпетентность, героизм и печаль. Из монологов своих героев писательница создает историю, к которой читатель действительно может прикоснуться, будучи на любом расстоянии от событий» (писала газета The Telegraph о «Чернобыльской молитве»).
ХХ век, один из самых чудовищных по масштабу злодеяний против человечности, спровоцировал и новую меру художественного осмысления. Как говорится, после Освенцима поэзия невозможна: эти слова Адорно всем писателям нужно бы повесить над своим письменным столом. Ибо природа и «фактура» преступлений нацизма и сталинизма таковы, что язык пока не готов к их описанию – это и имеет в виду Адорно.
Нужен новый язык – тот, которым написаны, например, дневники из гетто, язык свидетельств жертв, а не изыски из арсенала богатого писательского лексикона, филологическое буйство.
Вот с этим и работает Алексиевич. То есть проделывает огромную работу, руду буквально копает, чтобы найти в языке адекватное воплощение пережитому.
Это, по выражению критика Аннинского, «пространство голосов», этот хор из Ада, эта полифония кошмара – и есть язык новой прозы.
В этом смысле Алексиевич – новый Данте.
Текст заметки написала некая Диляра Тасбулатова.
Одна из лучших мыслителей мира? Новый Данте??
У меня один вопрос: о каком Данте идет речь? Об этом,
или об этом?
В обоих случаях моя не одобряэ.